Я поздравляю тебя, Донецк. Ты победил.
После сегодняшнего "парада" украинских пленных, после твоей животной радости, Донецк, я не знаю, как ты будешь жить с самим собой. Не знаю, как ты будешь жить, когда прозреешь
Я поздравляю тебя, Донецк. Ты победил. Ты победил, Донецк. Вернее, то, что тебя осталось.
Сегодня на твоих улицах звучало “Этот день победы”. По твоим улицам террористы вели пленных украинских солдат. А ты стоял на этих улицах – кричал и ликовал их унижению.
Ты победил, Донецк. Ты окончательно отвоевал у меня, у нас, у многих, кто видел эту твою животную радость, все еще теплившееся желание понять тебя, принять, простить.
Понять тебя, конечно, можно. Тебя загнали в резервацию. Обнесли колючей проволокой. Поставили автоматчиков. И всучили наскоро состряпанный Вестник Новороссии.
Это все – проволока, автоматчики и вестник – тебя, безусловно, оправдывает. Но примерно так же, как оправдывает присяга – беркутовцев, расстреливавших Майдан. Тоже как бы – заложники ситуации. Тоже как бы – не могли не стрелять.
Ты тоже, Донецк, не мог не хлопать сегодня. Не мог не радоваться, глядя, как перед тобой ведут “фашистов”, “карателей”, “распинателей младенцев”, “правосеков”.
Если ты забыл, Донецк, все это уже было. Ровно 70 лет назад, летом 44-го, по Москве позорно провели 50 тыс. пленных немцев, которых перед “парадом” сытно покормили кашей со слабительным (ты, кстати, Донецк, это упустил – вот это был бы кадр для Life News), из-за чего шествие превратилось в еще более жуткое и смрадное зрелище.
Потом за немцами проехали машины и смыли дерьмо водой. Такие же машины, Донецк, как сегодня проехались по тебе.
Знаешь, Донецк, Москва встретила немцев куда более человечно, чем ты сегодня – украинцев.
Это ты, Донецк, ликуешь при виде униженных украинских плененных военных
Не знаю, по какую сторону той условной колючей проволоки, которой ты отгородился и которая отделяет зомби от незомби, ты окажешься, в конце концов. Но ты прозреешь.
Когда-нибудь ты прозреешь, Донецк. Вернее то, что от тебя осталось. Вернее то, что от тебя останется.
Если по эту строну колючки – я не знаю, как мы будем жить с тобой. Я боюсь тебя, Донецк. Вернее, того, что от тебя осталось.
Если по ту – я не знаю, как ты будешь жить. Неважно – вернешься ли ты в ту страну, где по улицам водили, как сегодня ты, пленных. Будешь ли жить в ней с такими же зомби, как ты, которые думают, что мы тут на Крещатике едим младенцев. Или, может, ты будешь жить сам, волк-одиночка, под своим непризнанным пиратским флагом непризнанной пиратской республики.
Неважно.
Я не знаю, Донецк, главного – как ты будешь жить с самим собой (вернее, с тем, что от тебя осталось) – когда у тебя откроются глаза. А они откроются, поверь. Они всегда открываются.